
Записи с темой: мелвилл (6)
Финал девяносто седьмой главы первого тома романа Mardi проливает
свет на историософию Мелвилла. В сущности там идёт речь о единой
субъектности добрых сил в истории (в частности, сделавших закладку в
Дубе Хартии, укрывших Гофа и Уолли, бостонских чаёвников, Муканны и
Брута).
Сходную схему логики истории отстаивает Филип Дик, у которого Бог и
дьявол ведут друг против друга шахматную партию, ходы в которой —
это благие и дурные вмешательства в историю в духе Квантового Скачка.
У Дика правда это процесс более дискретен и извилист, что делает его
похожим на алгоритмическое хождение по лабиринту, но, если учесть,
что он всю историю с I в. н. э. считал разворачивающейся в симуляции с
фиктивным временем, то эта извилистость может быть понята не столь
прямолинейно.
свет на историософию Мелвилла. В сущности там идёт речь о единой
субъектности добрых сил в истории (в частности, сделавших закладку в
Дубе Хартии, укрывших Гофа и Уолли, бостонских чаёвников, Муканны и
Брута).
Сходную схему логики истории отстаивает Филип Дик, у которого Бог и
дьявол ведут друг против друга шахматную партию, ходы в которой —
это благие и дурные вмешательства в историю в духе Квантового Скачка.
У Дика правда это процесс более дискретен и извилист, что делает его
похожим на алгоритмическое хождение по лабиринту, но, если учесть,
что он всю историю с I в. н. э. считал разворачивающейся в симуляции с
фиктивным временем, то эта извилистость может быть понята не столь
прямолинейно.
В LXXXIV главе первого тома Mardi Мелвилла описывается пир двадцати пяти королей,
который кроме общей атмосферы гедонизма отсылает к пиру Трималхиона рядом
деталей:
● Цветовая параллель: у Трималхиона салфетка с пурпурной каймой, у Донджалоло
пурпурный мат.
● Атрибутика смерти: к Трималхиону вносят серебряного скелета, а Донджалоло поёт
оду вину, опираясь ногой на череп своего предка Марджоры.
В целом же этот троп можно рассматривать как эстетическую антитезу пиру Платона,
лишающую высокое монополии на возвышенность.
который кроме общей атмосферы гедонизма отсылает к пиру Трималхиона рядом
деталей:
● Цветовая параллель: у Трималхиона салфетка с пурпурной каймой, у Донджалоло
пурпурный мат.
● Атрибутика смерти: к Трималхиону вносят серебряного скелета, а Донджалоло поёт
оду вину, опираясь ногой на череп своего предка Марджоры.
В целом же этот троп можно рассматривать как эстетическую антитезу пиру Платона,
лишающую высокое монополии на возвышенность.
17:30
XLV. О боге Киви
Интересную форму многопальцевости демонстрирует бог воров Киви,
описанный в XCII главе первого тома романа "Марди" Германа
Мелвилла. У этого бога две руки (arms), каждый палец каждой из
которых является рукой (hand) с пятью пальцами, т. е. на двух руках у
него десять ладоней и пятьдесят пальцев.
Руки такой структуры позволяют идентифицировать пальцы, добавив
к человеческой идентификации номер, например, первый правый
указательный, второй левый большой и т. п.
описанный в XCII главе первого тома романа "Марди" Германа
Мелвилла. У этого бога две руки (arms), каждый палец каждой из
которых является рукой (hand) с пятью пальцами, т. е. на двух руках у
него десять ладоней и пятьдесят пальцев.
Руки такой структуры позволяют идентифицировать пальцы, добавив
к человеческой идентификации номер, например, первый правый
указательный, второй левый большой и т. п.
Кроме известной китобойной церкви в «Моби-Дике» у Мелвилла есть таитянская церковь
в «Omoo». Описания этих церквей композиционно близки: за подробным описанием
убранства следует эксцентричная проповедь, перекликающаяся с главной темой романа.
В глубоком контрасте с этими двумя церквями — описание богослужений в «Белом
бушлате», где священник — утончённый знаток классики, органически неспособный
произнести хоть что-то близкое и понятное матросам. Хотя в этом разрыве также
отражается общая сосредоточенность романа на дистанции между офицерами и
матросами.
в «Omoo». Описания этих церквей композиционно близки: за подробным описанием
убранства следует эксцентричная проповедь, перекликающаяся с главной темой романа.
В глубоком контрасте с этими двумя церквями — описание богослужений в «Белом
бушлате», где священник — утончённый знаток классики, органически неспособный
произнести хоть что-то близкое и понятное матросам. Хотя в этом разрыве также
отражается общая сосредоточенность романа на дистанции между офицерами и
матросами.
В XXXVII главе романа «Omoo» Мелвилл характеризует отца Мёрфи следующей четверицей
эпитетов: «Large and portly, he was also hale and fifty». Прототипу отца Мёрфи — Колумбе
Мёрфи — на момент его встречи с Мелвиллом было 35 или 36 лет. Почему Мелвилл так
округлил его возраст? Почему он подставил кратную десяти цифру, ясно, — чтобы провести
ритмическую параллель «large—portly | hale—fifty». Fifty же, на мой взгляд, выбрано среди
подобных чисел, чтобы избежать часто натянуто звучащей в прозаической речи рифмы, т. к.
thirty и forty звучат почти рифмами к portly. А twenty и sixty уж слишком далеко численно.
Есть и такая закономерность, что сначала идут два задних звука, а потом два передних.
эпитетов: «Large and portly, he was also hale and fifty». Прототипу отца Мёрфи — Колумбе
Мёрфи — на момент его встречи с Мелвиллом было 35 или 36 лет. Почему Мелвилл так
округлил его возраст? Почему он подставил кратную десяти цифру, ясно, — чтобы провести
ритмическую параллель «large—portly | hale—fifty». Fifty же, на мой взгляд, выбрано среди
подобных чисел, чтобы избежать часто натянуто звучащей в прозаической речи рифмы, т. к.
thirty и forty звучат почти рифмами к portly. А twenty и sixty уж слишком далеко численно.
Есть и такая закономерность, что сначала идут два задних звука, а потом два передних.
Авторы «Encyclopædia Britannica» 1911 года не знали, что через десять лет наступит Melville revival,
а потому оценивали творчество Мелвилла без должного пиетета. Его ранние опусы принимаются
благодушно, но поздние на их фоне удостаиваются прохладной оценки «But these records of
adventure were followed by other tales so turgid, eccentric, opinionative, and loosely written as to seem
the work of another author.». В этой оценке примечательно то, что она рекламирует автора не в
меньшей мере, чем обесценивает. Это напоминает статью про Петрония в том же издании, где
говорится «There is perhaps not a single sentence in Petronius which implies any knowledge of or
sympathy with the existence of affection, conscience or honour, or even the most elementary goodness
of heart.», что как минимум может в равной степени побудить и отторгнуть, и принять автора.
а потому оценивали творчество Мелвилла без должного пиетета. Его ранние опусы принимаются
благодушно, но поздние на их фоне удостаиваются прохладной оценки «But these records of
adventure were followed by other tales so turgid, eccentric, opinionative, and loosely written as to seem
the work of another author.». В этой оценке примечательно то, что она рекламирует автора не в
меньшей мере, чем обесценивает. Это напоминает статью про Петрония в том же издании, где
говорится «There is perhaps not a single sentence in Petronius which implies any knowledge of or
sympathy with the existence of affection, conscience or honour, or even the most elementary goodness
of heart.», что как минимум может в равной степени побудить и отторгнуть, и принять автора.